Dear Dr. Lecter

Мне кажется, бывает такой долг, который неоплатен. Понадобится несколько буддийских перерождений, чтобы его оплатить. Даже родительский долг можно вернуть, если прощать им немощи и потакать прихотям. А вот долг иного толка...
Это когда кто-то своим существованием и отношением, знанием и манерой давать это знание, меняет твое о-сознание. Осыпая лепестками померанца, ведя разговоры о рислинге, Бахе и Шекспире. А если надо, используя колючки терновника, нож хирурга или вовсе тесак. Или же задавая такого стрекача, что мало не покажется. И повышает твою ценность, твою, крошечного микроба, одного из шести миллиардов, в этом невыносимо огромном страшном из миров, где человеческая жизнь порой не стоит и гроша.

Можно всю жизнь искать Сириуса в небе. А можно учиться, постигая глубины и новые высоты.

---

Скоро очарование первых роз ямабуки сменится неуемным буйством гортензий. Домик утонет в синеве. И снова захочется купаться в пруду только по ночам, будя сонных неповоротливых карпов, которые вдруг станут серебряными от лунного света, да ловить светлячков в маленькие клеточки, лежать на травке в чем мать родила, плести венки и перекатывать во рту барбарисовые леденцы.
А все вокруг будет окутано туманом и безмолвием.

---

Пусть тут будет

Ветер над увядшим лугом
навевает грусть.
Льется в сумраке осеннем
тихий перезвон –
это поздние цикады
голос подают.
Вот затеял перекличку
со сверчком сверчок,
и с кузнечиком кузнечик
разговор ведет.
Верещанье узорчатки
слышится в траве.
Отвечает судзумуси:
«Тири-тири-рин» –
будто листья, опадая,
в воздухе шуршат.
Будто ива и багряник
стонут на ветру:
«Тири-тири-тири-титтэ», –
сетуют они.
Скоро, скоро зимней стужей
сменятся дожди.
Отпоют в листве цикады
и сверчки в полях.
Лишь печаль поры осенней
в сердце будет жить.

---

Ведь есть, есть что-то такое, что лежит в этом мире не на поверхности, а глубоко внутри, правда? Как будто вся внешняя жизнь - всего лишь начертанный знак, символ, закорючка, обозначающая что-то, что всегда должно оставаться тайной. Не высказанным. Настоящее что-то - как бледно-розовая интимно-нежная мякоть. Она должна быть спрятана в раковине. Ее нельзя описать словами, но можно передать друг другу при определенном слиянии умов или душ, при каком-то чувственно-умственном соединении и взаимодействии. В этот момент слова перестают быть нужны и можно общаться в абсолютном безмолвии, как будто сознания движутся по одной системе рельс.

Осознание этого прямо колется, когда приходится зарабатывать на жизнь, производя мусор. Абсолютный мусор! Большая часть работы - бессмыслица, за которую платят пресловутые деньги. И, чем больше этим занимаешься, тем привычнее становится не прикладывать максимум сил (которые нужны, чтобы порождать смыслицу, наверное), довольствоваться этим поверхностным убогим мусором! И тем больше и быстрее теряешь связь с этим чем-то настоящим, что нащупал и разглядел с таким трудом. А самое-самое болезненное, самое страшное - что чувствуешь, как этот мусор становится частью тебя, каждый день. Говорят, есть интоксикация словами - чем больше говоришь плохое, тем быстрее негативная окраска слов разносится по организму, поражая его. А это интоксикация души, а само общество - ее причина.

Хотелось бы мне стать тем самураем, который в час свирепости отыскал в лесу ручей и в прозрачную струю сердце окунул. Есть только одно спасение - избирательность. Избирательность - как верный компас, всегда показывает в нужную сторону.

---

Поднимать ценность человека - это лишать его необходимости доказывать, что у него есть ценность.

---

Ранний "Кориолан"

Пост посвящается преданному ценителю творчества Шекспира, William de Belleme, который умеет заражать любовью.

Читать дальше.

Отрывок из книги "Быть Энтони Хопкинсом. Биография бунтаря"

О постановке Кориолана Бертольда Брехта , где Хопкинс сыграл главную роль:

Ситуация сложилась крайне неприятная». Главным поводом для возражений стал политический подтекст, как говорит Моффатт, неприкрыто коммунистический:
«Не думаю, что люди осознавали, что они видели, не думаю, что они понимали это в первый раз. Все симпатии к патрициям были удалены, так что полностью утрачивалось прекрасно аргументированное сочетание с оригиналом. Мой персонаж Менений – мудрый старейший государственный деятель, который постоянно восстанавливает баланс. Но по той версии он представлялся как слабоумный старпер. Из оригинала вырезали огромнейший кусок и вставили фрагменты из „Антония и Клеопатры“[113]. Цитаты из Плутарха проектировались на экране… Оригинал в корне изменили и исказили как произведение чисто политической пропаганды».
Долг удерживал Хопкинса от ухода, однако он был взбешен из-за того, что его первый большой шанс сопровождается отсутствием времени на подготовку и что Оливье, казалось, не обращает внимания на его гнев.
В день премьеры Оливье залег на дно. Спектакль запомнился Моффатту своим ноющим дискомфортом. «Вся постановка была тягостной. Тяжелые доспехи. Пустые места в зале. Большие белые стены. Слепящий свет – настолько яркий, что можно было увидеть задний ряд партера». Моффатт отчетливо помнит, как Хопкинс «стоял наготове за кулисами, потея и колотясь от дрожи, ужасно нервничая и переживая – что совсем неудивительно, учитывая короткое репетиционное время и оскорбительность такого подхода к делу».

Рецензии были не настолько плохи, как ожидала большая часть труппы, хотя Моффатт решительно называет постановку «катастрофой». Только Филипа Хоупа-Уолласа из «Guardian» не тронул Хопкинс: «В нем совсем нет природной независимости, на которой все так настаивают». Но даже по мнению тех, кому не нравилась пьеса, Хопкинс играл мастерски и с достоинством, несмотря на постоянные попытки сценария представить его как душегуба.
В газете «Daily Telegraph» Джон Барбер с удовлетворением отметил «поразительную игру глаз» Хопкинса, а Феликс Баркер в «Evening News» обозначил исторический момент для театра: «Роль Кориолана дарит Энтони Хопкинсу самую наилучшую перспективу для его стремительно развивающейся карьеры. Он отвечает блистательным исполнением, ясным и бесконечно продуманным. Оно наполнено красноречивыми паузами, погруженными в безмолвие, которое контрастирует с неистовым выплеском эмоций».

Хопкинс был очень не доволен. Позже актер Алан Доби – «стопроцентный йоркширец, который не тратит время на обреченное искусство», – рассказывает про Хопкинса:

«Он не подавал себя как настоящего мужчину, он был сдержан. Он переживал сложный период – позже он посвятит меня во многие свои печали, но думаю, он развил в себе способность к преодолению стресса. Это нами не обсуждалось, просто у меня сложилось такое впечатление, но я заметил, что он глубоко погружался в разговоры.
Тони составлял мне компанию в бесконечных часах совместного философствования. Не думаю, что его настолько сильно волновал поиск истины на подобные вопросы, но он любил поразмышлять на темы „как“ и „почему“. Зачем мы здесь? Для чего сотворен мир, звезды? Что такое наша судьба?
Его зачаровывала астрономия, особенно в связке с вопросом „почему?“. Он производил впечатление потрясающе умного человека, жаждущего знаний. Никакого фатализма, никакого неприкрытого горевания. Он не отчаивался из-за будущего человечества – ничего такого.
Ему жутко хотелось поразмышлять и, возможно, углубиться в размышления другого. Может, он убегал от себя и собственной неудовлетворенности жизнью, интересуясь праздными рассуждениями другого человека. А может, это было и то, и другое: отвлечение от своих внутренних тревог и поиски какого-то большого таинственного ответа».

А это уже наш друг Гендальф, Иан МакКеллен, в самом расцвете сил. Постановка 1984, если не ошибаюсь.

Coriolanus (Ian McKellen) and Aufidius (Greg Hicks)

1968. Ian McKellen and Richard Morant in 'Richard II'. Совсем мальчик

---

Человек может сделать великим путь, которым идет, но путь не может сделать человека великим (人能够弘扬道，不是道能够弘扬人。

---

Он из Китайского моря привез в своем сердце рыбку.
Порою она бороздит глубины его зрачков.
Моряк, он теперь забывает о дальних, дальних тавернах.
Он смотрит в воду.

(Лорка)

---

---

Чтобы головушка не болела

«Я заберу тебя и вылечу морем, и мы затеплим огонек. И ты вспомнишь, наконец, что ты творец не чепухи, а чудес».

---

Я уже говорил про январское утро, но. Так и не находит во мне Лорка вечного покоя))

Первое утро
было бездонным оком,
когда из-под век непроглядных
выглянул жаркий зрачок.
В потемках лесные листья
укрыли гнездовье мысли.
Родник выведывал тайны,
а звездочки-непоседы
сбегались послушать сказку
и важно вели беседы.
И Бог был еще бездетным,
а мир наш — еще в зачатке.
Все было простым и ясным
и не играло в прятки.
Вино предвкушали гроздья,
колосья хлеб предвкушали.
Родник предчувствовал жажду,
а ветер — флаги и шали.
Но все — и малая птаха,
и горный кряж — содрогалось
и не скрывало страха.
А бедные розы,
предвидя трескучие рифмы,
роняли свои лепестки
на прибрежные рифы.
И жаждали мифы,
во тьме вырастая громоздко,
вклубиться туманом
в извилины первого мозга.
Каштановый проливень меда
заигрывал с ядом.
Ягненок и лев жили рядом,
голубка летала к орлице.
Ростки философий
Господь еще прятал в теплице.
И все было дивным, поскольку
еще не нашло примененья.
Ни омуты смерти,
ни времени ржавые звенья.
II
Господь шестидневья
еще не оброс бородою,
и детской улыбкой
светилось лицо молодое.
Два огненных рога
на лбу красовались высоком,
и на спину грива
спадала курчавым потоком.
Свой смех обращал он в созвездья,
а слезы в каменья,
был первым арфистом
и страстным любителем пенья.
Неистовый нравом,
свои обуздал он желанья,
поглядывал на ангелиц,
но уже с расстоянья.
Он был молодым и красивым,
творец безбородый,
великий ваятель, гончар человечьего
рода.
III
Был первый рассвет,
и на первом рассвете
мужчина и женщина
спали, как дети.
Но солнце взошло,
и проснулась от жара
у древа познанья
прилегшая пара.
Играя листвой,
они подняли гам,
и яблоко сердцем
упало к ногам.
Оно обещало дар слова бесценный,
свободу души и наказ беспременный
беречь от ярма эту душу живую,
и вкус непокорности
и поцелуя.
Адам был чернющим, а Ева — светлее,
но оба страшны.
Не волосья, а змеи.
Тигриное тело бугрилось от мощи.
Баюкали их дорассветные рощи.
Но стало светать,
и на самом-то деле
они родились,
когда яблоко съели.
И только тогда
открыли им душу
вино и вода.

---

Поток мыслей

Нет, в этот раз не с эспумизана)))

Прочитал:

На самом деле жизнь на Земле подобна дню, прошедшему в глубокой долине, со всех сторон окруженной высокими горами, с грозовым, затянутым тучами небом над головами. Высокие холмы закрывают от нас весь горизонт, а темные облака заслоняют солнце. И только к вечеру ненастного дня солнечный луч, пробиваясь сквозь расщелины скал, приносит нам свой чудесный свет, давая возможность мельком увидеть то, что вокруг нас, впереди и позади.

Наверное, в конце жизни каждого наступает момент, когда задаешься вопросом: а не лучше ли было поступить так... Это не осознание, а больше похоже на голодный рой желаний и страстей, которые пылились долгое время в заднем ящике. Страсти вечно беспокойного ума.

Так вот я думаю, что самоощущение на пороге Вечности зависит от уровня сознания. Человек умный и мудрый, накопивший знания, попытавшийся научиться счастью - о, а этому нужно учиться, - принимает жизнь как опыт, не используя условных наклонений.
Люди же, которые не смогли вырасти сознанием и понять, что жизнь - это лишь то, как мы на нее смотрим, что мы сами в ней видим через призму того, что нас наполняет, увы...

Счастье - это не только эндорфины. Это уровень мышления.

Да, мудрый устелает шипы лепестками роз.

В общем, мне хотелось бы когда-нибудь победить беспокойный ум или шило в одном месте))) С другой стороны, без беспокойного ума у человечества не было бы открытий, импульсов, внезапных решений, вспышек. Что было бы, если бы все мы с кротостью агнцев ушли в дзен, сбежав от преследующих страстей и страдания, порожденного ими? Что было бы, если бы мы с рождения точно знали, что смерти нет, есть только переход из одного состояния в другое? Не было бы желания жить! Не зря же в кино все бессмертные - скучающие страдальцы... А вместе с тем не было бы искусства, не было бы красоты.

Значит, так задумано в этом не бесхозном из миров.

Одно бесспорно: в конце жизни НИКТО из нас НЕ скажет "слава богу, пронесло".

---

Не люблю обезьян, но ладно)))

---

«Общепринятые книги - всегда зловонные книги: запах маленьких книг пристает к ним. Там, где толпа ест и пьет, даже где она поклоняется, - там обыкновенно воняет. Не нужно ходить в церкви, если хочешь дышать чистым воздухом».

Ницше, которого я таки с грехом пополам осилил и разобрал на пассажи.

---

Всегда ли форма стремится наполниться содержанием?

---

«Голые руки, как оружие, могут с большой ловкостью принимать решение о любой жизни: жизни врага, соперника, и даже друга».

Из китайской книги боевых искусств

---

Давешняя заметка: большинство названий японских праздников состоит из кандзи, один из которых обозначает "почитание" или "любование".

Японцы - соучастники великих откровений природы, да.

---

William Blake. "The Marriage of Heaven and Hell"

Without Contraries is no progression. Attraction and Repulsion, Reason and Energy, Love and Hate, are necessary to Human existence.
From these contraries spring what the religious call Good & Evil. Good is the passive that obeys Reason. Evil is the active springing from Energy.
Good is Heaven. Evil is Hell.

... The roaring of lions, the howling of wolves, the raging of the stormy sea, and the destructive sword, are portions of eternity too great for the eye of man.

... One thought fills immensity.

... The ancient Poets animated all sensible objects with Gods or Geniuses, calling them by the names and adorning them with the properties of woods, rivers, mountains, lakes, cities, nations, and whatever their enlarged & numerous senses could percieve.
And particularly they studied the genius of each city & country, placing it under its mental deity;
Till a system was formed, which some took advantage of & enslav'd the vulgar by attempting to realize or abstract the mental deities from their objects: thus began Priesthood;
Choosing forms of worship from poetic tales.
And at length they pronounc'd that the Gods had order'd such things.
Thus men forgot that All deities reside in the human breast.

... The Giants who formed this world into its sensual existence and now seem to live in it in chains, are in truth the causes of its life & the sources of all activity, but the chains are the cunning of weak and tame minds which have power to resist energy, according to the proverb, the weak in courage is strong in cunning.
Thus one portion of being is the Prolific, the other the Devouring: to the devourer it seems as if the producer was in his chains, but it is not so, he only takes portions of existence and fancies that the whole.
But the Prolific would cease to be Prolific unless the Devourer, as a sea, recieved the excess of his delights.
Some will say: 'Is not God alone the Prolific?' I answer: 'God only Acts & Is, in existing beings or Men.'
These two classes of men are always upon earth, & they should be enemies; whoever tries to reconcile them seeks to destroy existence.
Religion is an endeavour to reconcile the two.

... If the doors of perception were cleansed every thing would appear to man as it is, infinite.
For man has closed himself up, till he sees all things thro' narow chinks of his cavern.

---

---

Есть слова, которые оставляют шрамы. Как то же самое сказать о хороших словах?

В общем, шрамы у меня от этих строк Лорки:

... и горы в тоске по крыльям
придумали облака.

Хочешь цвести весной - стань землей. Я был землей. Я ветер.